«Канва устных сообщений, которые ген. Ниссель поручил подполковнику Ланглуа сделать председателю совета министров, военному министру и начальнику генштаба» (начало января 1918 года[8])

1. Моральное состояние России.

Характерная черта всего населения: желание мира любой ценой и беспредельное слабоволие, твердая решимость уклоняться от любого сопротивления. Доказательство: незначительность боев гражданской войны (под Петроградом войска Керенского потеряли 6 человек ранеными, их бронепоезд захватили 400 пехотинцев). Это большевиков к власти привело всеобщее стремление к миру, а не их правительство навязало мир.

Народные массы хотят мира любой ценой, полагая, что он немедленно покончит с нищетой и обеспечит легкую жизнь. Желают, ничего в этом не понимая, раздела всего и полного равенства без офицеров в армии, инженеров на фабриках и т. д. Опьянены громкими словами, в которых совсем не разбираются: «демократический мир», «право, наций на самоопределение», «без аннексий и контрибуций», «революционная дисциплина», «социальная революция» и т. д. Под воздействием ловкой пропаганды видят в немце пацифиста и демократа, противостоящего французским, английским или итальянским милитаристам и империалистам*. Германская пропаганда нашла почву, подготовленную выступлениями прессы при старом режиме (ей мы никогда не оказывали противодействия)**, изображающей Россию одинокой жертвой военных тягот без какой-либо помощи союзников. Антисоюзнические настроения усиливаются мифами о русских бригадах во Франции: «Николай продал людей за снаряды, Франция сняла солдат с фронта, отправив на заводы с заменой их русскими». Мучения русских во Франции и т. д.

Единственный стимул — боязнь побоев. Только палка в твердой руке заставит маршировать тысячи. В качестве примера — случай на Северном фронте примерно за три недели до переворота большевиков. Перестрелки, между окопами убитые и раненые обеих сторон и локальное перемирие для их удаления. Сочтя русских солдат слишком медлительными в работе, немецкие офицеры начали сильно избивать их. Последовало резкое повышение производительности и никакой иной реакции. По возвращении русских солдат в окопы офицеры спрашивают: «Почему вы молчали при избиении вас немецкими офицерами? — Ах, немецкие офицеры! Мы их страшно боялись». Это весьма похоже на рассказ врача Крессона о поведении русских солдат при захвате французского лазарета в Вербаллене (Virballen) в феврале 1915 года.

Просвещенные классы. Почти общая характерная черта: приход немцев приведет к восстановлению порядка: для собственников, знати, офицеров и т. д. возврат прежних привилегий; для торговцев* — ожидание поступления немецких товаров, поскольку союзники не в состоянии прислать что-либо; для интеллигентов, в прошлом почти поголовно революционеров, а ныне питающих отвращение к происходящему — надежда на возобновление занятий (у них чрезмерный вкус к преподаванию).

Лишь ничтожное меньшинство не разделяет настроений масс либо в силу искренней дружелюбности к Франции (Маклаков, Стахович, Милюков), либо патриотизма (Савинков), либо боязни слишком тяжелого германского ига, равно как и влияния последствий теперешнего предательства (страна, предав союзников, вряд ли найдет таковых в будущем).

Но для большинства столь бесхребетных, как остальные, прежде всего необходимы спокойствие и внутренний порядок, то есть мир. Восхищены приходом большевиков для его подписания, чтобы иметь возможность позже нам заявить: «Истинная Россия никогда вас не предавала, а русская душа всегда оставалась с вами, но что же мы могли предпринять против этих узурпаторов, поддержанных немцами без вашей действительно эффективной помощи?».

2. Большевистское правительство (Смольный).

Его олицетворяют два человека: Ленин и Троцкий, окруженные соратниками. Ленин (Ульянов) и Троцкий (Бронштейн) больные люди, причем первый честнее второго. Их желание повсюду разжечь социальную революцию: сперва в странах, кажущихся им менее защищенными (Италия*, Англия и Франция), при необходимости опираясь на помощь германского милитаризма (Троцкий). Поссорить любой ценой союзников. Без зазрения совести. Два побудительных мотива: ненависть к «буржую» и спесь, более наглая у Троцкого.

Окружение почти исключительно состоит из иудеев польского или украинского происхождения. Крыленко — Арон Брам или «товарищ Абрам», Ганецкий — Фюрстенберг, Радек так плохо владеет русским, что ему пришлось сделать доклад Комиссариату иностранных дел в Смольном на немецком, и т. д. За двумя-тремя исключениями (Луначарский, Спиридонова) все являются немецкими агентами или монархистами, вроде фон Шнеура, арестованного после нашей кампании в прессе, Муравьева и др[9].

Хитро играя на честолюбии Ленина и Троцкого, мы, возможно, сумели бы удержать их от чрезмерных уступок [немцам] и продолжать с ними переговоры. В противном случае, когда они стали бы ломать перед нами комедию по германскому сценарию, нужно использовать их заявления для разжигания народного возмущения, целясь прямо в их гордыню.

Учредительное собрание состоится лишь в случае принятия большевистской программы. Выражение Чернова: «Большевики украли нашу программу». Если оно продержится, то захочет хорошо выглядеть перед народом в своем качестве Учредительного собрания и, следовательно, пойдет на самые унизительные условия ради заключения мира. В общем при всей парадоксальности положения можно, пожалуй, сказать, что наименее склонными в России пойти на мир любой ценой стали бы Ленин и Троцкий при соответствующем на них воздействии.

Священная война. О ней часто говорят Ленин и Троцкий. Но кем ее вести? 14 миллионами солдат, готовыми бежать при первых же выстрелах винтовки (если они не чуют за собой палки, а кто же ее будет держать?), 100 тысячами не столь плохих матросов, с зародышем организации и каплей мужества. Красная Гвардия прекрасна для грабежей и обысков у «буржуазии». При ее неординарности, быть может, удастся из нее нечто вытянуть, играя на революционной гордости.

В общем, делать почти нечего, пока сильный режим не восстановит смертную казнь* и даже массовые расстрелы за побеги или дезертирство. Нельзя исключать в случае возобновления военных действий формирования национальных частей: латышских и эстонских, польских, чехословацких, югославских, не столь уж плохих. Затем идут армяне, татары, наконец, казаки и украинцы. Но для этого необходимы: 1. Содействие центрального правительства, чего трудно добиться, и его согласие на введение настоящей дисциплины, еще менее достижимое; 2. Время; 3. Деньги; 4. Предвидение значительного отступления, ибо в настоящее время немцы даже без восполнения своих войск на русском фронте могут без труда дойти до Петрограда, Москвы, Киева и, конечно, Одессы. Они в состоянии использовать и военнопленных, которых легко вооружить (сейчас винтовка стоит 35 рублей), их организация предписана Троцким (отряды по 50 солдат с выборными командирами).

И в качестве итога. Трудно рассчитывать на что бы то ни было. Однако в случае «священной войны» следует подготовиться к оказанию помощи всеми нашими силами, даже посредством формирования «революционных» частей с выборными офицерами, комитетами и т. д., а при необходимости придавать им наших офицеров в качестве технических советников, несмотря на рискованность этого.

3. Намерения немцев.

Каковы же они? 1. Втянуть нас в ловушку мира. Сперва это казалось самой верной гипотезой, а теперь — в несколько меньшей степени, ибо немцы отказались перенести переговоры в нейтральное государство, куда было легче бы привлечь союзников, чем в Брест-Литовск. 2. Завершить длительным перемирием военную дезорганизацию России, используя его для экономической эксплуатации и отложив на будущее возможные крупные победы на восточном фронте. Они смогут теперь почти беспрепятственно достичь Петрограда и Москвы, а также, несомненно, вскоре добиться аналогичного результата на юге в направлении Киева и Одессы. 3. Заключив мир, начать немедленно эксплуатацию России с военной и экономической точек зрения. Затруднения: несмотря на все это, им все же придется сделать ряд уступок, особенно пойдя на риск подвергнуться разложению. Во вторую очередь русско-немецкий союз.

Военное использование могло бы сразу привести к овладению огромным количеством военных материалов (от 8 до 10 тысяч орудий, 30 миллионов снарядов и т. д.), столь крупным, как не подозревали и сами русские. Обследования Людманом авиации и Аппиано* телеграфной связи свидетельствуют, что русское командование безосновательно жаловалось на нехватку всего, а на деле оно бесполезно рассредоточило огромные военные ресурсы. И ничто не защитит эти военные материалы от немецкой алчности.

Вторым этапом станет собственно военный альянс, который легче осуществим, чем обычно полагают, поскольку, повторюсь, с помощью палки из русских можно выбить все желаемое.

Экономическая эксплуатация пошла бы чрезвычайно быстро. 1. Пшеница самотеком поступит от крестьян в [тот же] день, когда им предложат готовые товары. 2. Транспорт можно задействовать без особых трудностей сперва через Одессу и Ростов на Констанцу, Бургас и Константинополь.

Все это, видимо, и станет первоочередной задачей немцев, а второй — фактический союз с Россией. Действительно, нынешние их акции двуедины. 1. Немецкое окружение в Смольном подталкивает на чрезвычайные меры для разорения страны и возбуждения недовольства народа. 2. В последнем, с одной стороны, и в просвещенных классах, с другой, ведется пропаганда реставрации монархии с возложением короны на цесаревича при германском регентстве*.

Отметим в этой связи, как повод для беспокойства, проходящие сейчас в Петрограде переговоры об организации русско-германского судоходства в Северном Ледовитом океане. Для Германии такой путь лишен коммерческого значения; нет и речи о затруднении перевозок между Россией и союзниками, [и без того] упавших почти до нуля. А что же тогда? Возобновление поставок из Владивостока или создание около Мурманска базы подводных лодок и крейсеров-корсаров? Людские затраты Германии при военной и экономической эксплуатации России окажутся минимальными, вследствие рабской души русских. Очевидно, немецких военнопленных в России, которых затруднительно сразу использовать на фронте, окажется вполне достаточно для необходимых организационных мероприятий.

4. Национальности.

Украина. Искусственное образование, в истории никогда не существовавшее. Поначалу литературное течение вроде нашего «Мистраля» в Провансе, специально использованное австрийцами при развязывании войны против русского царизма. Оно, однако, оставалось незначительным и никто до революции о нем всерьез не говорил. Удвоение усилий австрийцев против Временного правительства, когда оно заявило о продолжении войны. Даже тогда результаты оставались ничтожными. В момент большевистской революции сильное развитие [украинского движения] не из верности договорам и т. д., но исключительно в результате различных социальных идей и стремления сохранить плодородные земли от вожделений людей с Севера. Несмотря на утверждения о независимости, навсегда останется тяга к экономическому сближению с Северной Россией. В самом деле, Украина обладает пшеницей, сахаром, железной рудой и углем*, но лишена лесов и готовых изделий. На севере же положение совсем обратное и потому они не смогут обойтись друг без друга. Кроме того, свыше двух веков вся политическая жизнь России определяется Петроградом. После революции Украина всегда направляла туда своих представителей. Телеграмма, с которой я ознакомился в Лондоне, сообщала о прибытии украинских делегатов на Учредительное собрание с предъявлением якобы [ими] своих мандатов большевикам на визирование. Нам никоим образом нельзя доверять Украине: даже в России тамошние люди слывут лжецами! Наблюдается там и сильное австрийское влияние. Не стоит ожидать отказа в поставках ими зерна центральным державам, поскольку нехватка готовых товаров настолько велика, что их появление позволит выкачать из страны все. Следует учитывать и тот факт, что даже в периоды заявлений Рады или Генерального секретариата Украины и Смольного о будто бы идущей между ними войне, их прямые переговоры не прекращались ни на минуту.

Казачество. Его земли служат базой казачьих формирований и прибежищем многочисленным изгнанникам (Родзянко, Алексеев, Корнилов, Савинков и т. д.).