Валентин Александрович Серов (1865 – 1911) Серов стремился вперед, сохраняя лучшее наследие прошлых эпох нашей школы. С.
Маковский Существует поговорка: «Дети, будьте осторожны в выборе своих
родителей!». Серову в «выборе» повезло. Его отец – Александр Николаевич
Серов был известным композитором и выдающимся музыкальным критиком, мать,
пережившая сына, - пианисткой и композитором. Отец умел к тому же рисовать,
даже мечтал когда-то стать живописцем. В их доме часто собирались
«петербургские знаменитости». После смерти отца в 1871 году мальчик стал
чувствовать себя одиноким: увлеченная музыкой, мать не очень баловала его
своими заботами. Зато о будущем сына она позаботилась очень хорошо. Заметив
его страсть к рисованию, она из Мюнхена, где они тогда жили, поехала в
Париж, к знакомому ей Репину и всю зиму 1874/75 года Валентин брал уроки у
автора «Бурлаков». «Он с таким самозабвением впивался в свою работу, - вспоминал Репин,
- что я заставлял его иногда оставить её и освежиться на балконе перед моим
большим окном. Были две совершенно разные фигуры того же мальчика. Когда он
выскакивал на воздух и начинал прыгать на ветерке – там был ребенок; в
мастерской он казался старше лет на десять, глядел серьёзно и взмахивал
карандашом решительно и смело. Особенно не по-детски он взялся за
схватывание характера энергичными чертами, когда я указал ему их на
гипсовой маске. Его беспощадность в ломке не совсем верных, законченных уже
им деталей приводила меня в восхищение: я любовался зарождающимся
Геркулесом в искусстве». Занятия Репина с Серовым продолжались потом и в Москве, приобретая
всё более систематический и серьёзный характер. В конце концов, Валентин
даже поселился у Репина, став членом семьи. Они вместе рисовали и писали
натурщиков, вместе ходили на этюды в Абрамцеве летом 1879 года, вместе
совершили и поездку в Запорожье. Это была великолепная школа для юного
Серова. Когда же Серов выполнил мастерский этюд с горбуна – того самого,
который позировал Репину для картины «Крестный ход в Курской губернии» -
Репин сказал ему: «Ну, Антон (близкие звали Валентина Антоном), пора
поступать в Академию». И с рекомендательным письмом Репина к Чистякову
Серов едет осенью 1880 года в Петербург, блестяще выдерживает экзамен,
становится учеником Академии художеств. С присущим ему неторопливым
упорством он осваивает «чистяковскую систему» строго построенного, как бы
математически выверенного рисунка, очаровывает своего учителя
разносторонними способностями. «Чистяков повторял часто, - пишет Репин, -
что он ещё не встречал в другом человеке такой меры всестороннего
художественного постижения в искусстве, какая отпущена была природой
Серову. И рисунок, и колорит, и светотень и характерность, и чувство
цельности своей задачи, и композиция – все было у Серова, и было в
превосходной степени». В 1885 году Серов уходит из Академии. Ему уже нечему было в ней
учиться, а к академическим наградам и диплому он был равнодушен. Его влечет
свободная творческая работа. Он уже почувствовал себя вполне
самостоятельным художником. Написанная им осенью того же года этюдного
характера картина «Волы», находящаяся сейчас в Третьяковской галерее,
подтверждает это. Простая по сюжетному мотиву и по композиции, она
отличается свежестью живописи и благородством общего тона. В гармонию
золотистых и серебристо-серых тонов он привел и скотный двор с его
постройками, и кусочек осеннего пейзажа, и первопланные фигуры белого и
черного волов, неторопливо жующих сено. А брошенная на телегу розоватая
тряпка, разработанная Серовым с тем же богатством цветовых и световых
рефлексов, как и всё остальное, как и все остальное, как бы держит всю
цветовую композицию картины. «В нынешнем веке пишут все тяжелое, ничего отрадного. Я хочу, хочу
отрадного, и буду писать только отрадное», - говорит Серов два года спустя.
И он создает такие два шедевра русской школы живописи, как девочка с
персиками» (1887, Третьяковская галерея) и «Девушка, освещенная солнцем»
(1888, Третьяковская галерея). В «Девочке с персиками» изображена дочь С.И. Мамонтова Веруша. Он
подсмотрел в жизни естественно-непринужденную позу присевшей на мгновение
за стол с персиками девочки, о чем-то вдруг неожиданно задумавшейся.
Картина вся овеяна безмятежной радостью весенней поры в жизни человека. В
ореоле струящегося света мягко вырисовывается «девочка в розовом» с
приколотой к черному банту красной гвоздикой. Еле уловимая полуулыбка
делает особенно привлекательным её смуглое и нежное лицо с быстрым взглядом
живых карих глаз. Поэзия юности, выраженная поэзией света и цвета, - вот, в
сущности, тема картины. И никто ещё из русских художников, даже самых
прославленных, не передавал этой поэзии юности с такой пленительной
свежестью, с таким изящным, тонким мастерством. «Девочка с персиками» -
лирическая поэма о светлой юности, созданная талантом и молодостью
двадцатидвухлетнего художника, безмерно влюбленного в жизнь и лучшее её
порождение – человека. В «Девушке, освещенной солнцем» нет уже такой непосредственной
поэтичности, хотя она также проникнута тихой радостью бытия. Вместо скрытно-
порывистой позы «Девочки с персиками», и живого блеска брошенного в сторону
взгляда, перед нами спокойно сидящая, прислонившись к стволу дерева,
девушка со спокойно положенными на колени руками. Доверчиво смотрит она на
нас широко открытыми светло-серыми глазами; невозмутим её душевный мир,
ясный как этот солнечный день под липами старого парка. «Все, чего я добивался, - говорит Серов о своих работах этих лет, -
это – свежести, той особенной свежести, которую всегда чувствуешь в натуре
и не видишь в картинах». Упорно добиваясь «свежести живописи при полной
законченности», Серов замучил многодневными сеансами и Верушу Мамонтову и
свою двоюродную сестру М.Я. Симонович, позировавшую ему в Домотканове для
«Девушки, освещенной солнцем». Но цели своей он добился: оба его шедевра
кажутся написанными по первому впечатлению, без труда и творческих мучений.
Это как бы два прекрасных мгновения, остановленных и выхваченных из
быстротекущего потока жизни. Красоту утонченно-нервного облика Левитана, его высокую
интеллигентность, утомленно-печальный взгляд затененных на бледном лице
глаз запечатлел Серов в портрете И.И. Левитана 1893 года. Изящно проста его
поза, портретно выразительна рука, устало положенная на спинку соломенного
кресла. Прост и красив колорит портрета, решенный в мягком созвучии темно-
серых тонов фона, темно-синего костюма, золотисто-охристого кресла и смугло-
бледного лица и руки, оттененных белоснежной полоской воротника и пятном
манжет. Самому Левитану портрет очень понравился, а Серову – не очень. Больше Серов был удовлетворен портретом писателя Н.С. Лескова,
написанного в 1894 году, предельно простым по композиции и сильным по
колориту. На редкость впечатляющ смятенно-тревожный взгляд Лескова, точно
предчувствующего свою скорую смерть. Работает Серов в 90-е годы и над пейзажем, придя и в нем к новым
стилевым особенностям и скупой гамме серебристо-серых тонов, появившихся
после его поездки летом 1894 года на север с Константином Коровиным,
оказавшим на него сильное воздействие своим выдающимся дарованием
колориста. Однако Серов сохраняет своеобразие своей творческой
индивидуальности и уже в 1895 году пишет чудесную картину «Октябрь». Тишиной и покоем веет от этого типично русского пейзажа с бедной
деревенькой на заднем плане и мирно пасущимися лошадьми и овцами на
скошенном поле. Крошечная фигурка мальчика-пастушка в отцовском картузе как
бы «держит» композицию картины. И эта на первый взгляд точно вылинявшая
картина вдруг захватывает нас красотой живописи, поэтичностью настроения,
острой характерностью пейзажного жанрового изображения русской деревни. Так же проста и поэтична пастель «В деревне. Баба с лошадью»
(1898г.), в которой Серов объединил свои дарования портретиста, анималиста,
и пейзажиста в живой сценке, выхваченной из деревенской жизни. Когда он,
прямо на улице, на морозе, рисовал цветными мелками смеющуюся краснощекую
бабу с кудлатой лошадью – его обступили мужики, ахавшие от восхищения.
Больше всего их восхищала простота выполнения: «взял бы вот эти цветные
палочки и сам сейчас все так и написал». И, рассказав Грабарю про этот
запомнившийся ему эпизод, Серов стал горячо доказывать, что надо писать без
фокусов – так прост как это только возможно. «Надо чтоб мужик понимал, а не
барин, а мы все для бар пишем и ужасно падки на всякую затейливость и
пышность. Вот они – немцы, французы – пускай будут пышны, им это к лицу, а
уж какая там пышность на Руси». В двадцатый век Серов вступает в расцвете своего таланта, это
своеобразный художник-артист, нетерпимый к банальности общих мест, ищущий
непроторенные пути в искусстве. Многообразны его искания. На рубеже нового века он создает в рисунке
кистью необыкновенно правдивый и поэтический образ Пушкина, одиноко
сидящего среди шороха осенних листьев. И в том же, 1899, году он пишет
прелестный натурный этюд своих детей на побережье моря, а два года спустя –
портрет Мики Морозова, очаровательного в своей детской непосредственности и
пылкости темперамента. В 1900-1901 годах в тонко стилизованной манере Серов
изображает «Выезд императора Петра II и цесаревны Елизаветы Петровны на
охоту» и тогда же броской кистью запечатлевает стирку белья деревенскими
бабами. В 1907 году он завершает превосходную историческую картину
«Петр I» и в том же году создает блистательный портрет красавицы Генриетты
Гиршман в ее изысканно-модном будуаре. Велики не только сюжетно-тематические, но и стилевые различия в
произведениях Серова последних лет его жизни. В «Похищении Европы» (1910г.) античный миф о похищении Европы -
дочери финикийского царя – богом Зевсом, превратившимся для этого в быка.
Женственно изящен образ кокетливой изысканно хрупкой Европы. Царственно
красив могучий бык с лирообразно изогнутыми рогами и человеческим взглядом.
Стремительны прыжки взлетающих над волной дельфинов, очерченных с
виртуозной простотой, как бы одним взмахом кисти. И за этой картиной,
покоряющей своим совершенным мастерством, встает образ умного, добродушно
иронического Серова, воссоздающего древний миф с тонкой улыбкой человека
двадцатого столетия. Он отдыхает душой от «российских кошмаров» в работе
над поэтичными образами античной мифологии, выражая в них свою мечту о
светлом будущем человечества. Заканчивая книгу о творчестве Валентина Александровича Серова,
изданную ещё в дореволюционное время, И.Э. Грабарь писал: «В лице Серова
ушел последний великий портретист старого типа…» И это верно. Причем не
только по отношению к русскому, но и к западноевропейскому искусству конца
XIX – начала XX века. Серов остается остро современным художником во всех видах и жанрах
своего творчества, в приемах своего нестареющего мастерства. «Я художник
девятнадцатого века, - говорил о себе Васнецов. – В новом веке – новые
песни, и я едва ли сумею их спеть». Серов же сумел спеть новые песни, найдя
для них новые изобразительные средства. Он стремился вперед, опираясь на
прошлое, продолжая и развивая традиции великих художников. В этом один из
уроков блистательного серовского мастерства. Автор – RомаN (ogps2@atnet.ru)
|
