Сотрудничество со следствием означало дачу показаний , подтверждающих полицейскую версию гибели Нины Андреевской. Версия эта сводилась к тому , что ее убийство было организовано с целью помешать осуществлению раздела имущества семьи. Заинтересованным в таком повороте событий считался Георгий Шарвашидзе , который в случае устранения Нины мог рассчитывать на значительное увеличение доли своей жены Елены. Он обеспечил себе алиби , уехав в Кутаис ; непосредственное осуществление преступления взял на себя его доверенное лицо - Давид Чхотуа.
Всех задержанных на разные лады уговаривали дать против него показания. Прошел месяц , прежде чем такие показания были получены.
Мчеладзе и Коридзе дали в целом согласные друг с другом показания : 22 июля 1876 г. Давид Чхотуа приказал Ивану Мчеладзе убить самую сильную собаку из своры , охранявшей дом , а прочих собак – запереть в сарае . На вопрос Ивана : “Зачем это делать ?” , ответил коротко : “Не твое дело”. После выполнения приказа , Давид Чхотуа приказал Ивану Мчеладзе ложиться спать ; сам же вышел в город встречать неких друзей . Вскоре он возвратился в сопровождении неизвестных людей . Услыхав движение во дворе , Мчеладзе вышел к явившимся , но был немедленно отослан управляющим . Спать , впрочем , садовник не лег . За всеми дальнейшими событиями он наблюдал из – за кустов .
Мчеладзе видел , как люди с братьями Чхотуа в главе прошли со двора в сад ; там вскоре послышался “легкий храп” и через некоторое время те же люди вышли из сада с неподвижным женским телом на плечах . Имея плохой обзор , садовник не мог сказать , было ли тело в дальнейшем брошено в воду и если “да” , то с какого именно места . Мгеладзе был сильно напуган всем происходящим и не находил сил бежать . Он оставался в кустах до тех пор , пока его не отыскал там и не оттаскал за волосы Давид Чхотуа . Под угрозой смерти управляющий приказал ему хранить молчание о виденном .
Зураб Коридзе , сторож , наблюдал за происходившим в саду с площадки у выхода из дома . На него наткнулись братья Чхотуа ; старший Давид предложил младшему убить Коридзе , однако , Николай на это не соглашался . Они заспорили и Зураб Коридзе принялся молить о пощаде . Наконец , получив от него клятву не выдавать все виденное и слышанное ночью , братья отпустили сторожа.
Повар Габисония показаний против братьев Чхотуа так и не дал . Следует сказать , что этот пожилой человек страдал чахоткой , пройдет совсем немного времени и он умрет в тюремном лазарете , окруженный “стукачами” и враждебно настроенным персоналом .
Полученные против братьев показания развязали властям руки . До сих пор на Давида и Николая Чхотуа смотрели как на людей , против которых восстала людская молва ; теперь же появились запротоколированные свидетельства . Братья были арестованы 5 сентября 1876 г. ; к тому моменту обвинительная база выглядела весьма внушительно – тут были и неподтвержденное при проверке алиби старшего из братьев , и веский мотив на почве ущемления материальных интересов , и свидетельские показания , подтвержденные рядом косвенных улик .
Товарищ прокурора Тифлисского окружного суда Хлодовский выписал отношение , адресованное полицмейстеру г. Оренбурга , где в то время находился Константин Андреевский , брат Нины . В этом документе содержался краткий обзор обстоятельств дела и указание на то , что после гибели Нины следует опасаться за безопасность брата . Константин Эрастович получил полицейскую охрану ; вообще же переписка с полицией оренбургской губернии заняла целый том уголовного дела .
Наконец , 9 сентября 1876 г. произошло еще одно немаловажное для хода “тифлисского дела” событие – был проведен следственный эксперимент , призванный доказать или отвергнуть возможность преодоления по воде расстояния от дома Г. Шарвашидзе до места обнаружения тела Нины Андреевской .
Этот момент требует некоторого пояснения . Река Кура капризна и переменчива , ее состояние сильно зависит от времени года : наиболее мелка она зимой , наиболее полноводна весной , при таянии снега в горах . Инженеры – гидрографы Белли и Баб , составившие первое полное описание реки , наблюдали ее состояние в течение 1862 – 65 гг. . Они установили , что объем пропускаемой воды в периоды максимума и минимума относятся как 33 : 1 . Примерно в 16,5 км . от Михайловского моста , возле которого находился дом князя Георгия Шарвашидзе , река начинала делиться на мелкие рукава – сначала на три , затем еще на три ; далее следовали Караджаларские перекаты , которые сильно затрудняли плавание по Куре . Следственный эксперимент , проведенный 9 сентября , был призван проверить возможность преодоления свободно плывущим телом Караджаларских перекатов , скорость течения на поверхности и глубину реки в разных ее местах .
Заглавная страница сайта
В ходе следственного эксперимента все измерения производил старшина спасательной станции на р. Куре Водопьянов в присутствии понятых Буракова и Каменогорского , протокол вел следователь Кобиев , руководил – тов. Прокурора Хлодовский . Кроме означенных лиц в лодке находились четверо гребцов .
Путь от Михайловского моста до местечка Караяз , где было обнаружено тело Нины Андреевской , лодка прошла за 5,5 часов . Расстояние между этими точками было определено в 43 километра . Были измерены глубины всех рукавов р. Куры . Зная из журнала наблюдений спасательной станции , что 9 сентября 1876 г. уровень воды в реке был на 1? вершка ( ~ 6,5 – 6,7 см. ) выше , чем 23 июля , члены комиссии без труда подсчитали глубину рукавов в тот день , когда по одному из них должен был проплыть труп Н. Андреевской .
Результаты следственного эксперимента оказались обескураживающими . При замеренной скорости течения тело утопленницы никак не могло преодолеть 43 километра за 10 часов . Река оказалась столь мелка , что на Караджаларских перекатах гребцам пришлось покидать лодку и толкать ее руками . И это тогда , когда уровень воды был выше летнего ! Расчеты показали , что глубина самой глубокой из проток 23 июля 1876 г. не превышала 2 ? вершков ( ~ 11,0 – 11,5 см . ) . Понятно , что тело утопленницы не могло проплыть в том месте , где глубина воды едва ли превышала ширину мужской ладони .Тело Нины Андреевской должно было отплыть на 16 километров от места утопления и неизбежно застрять в одном из рукавов у Караджаларских перекатов . Тот факт , что его отыскали много ниже по течению мог означать только одно : преступники , предпологая дезориентировать следствие , перевезли тело убитой женщины по суше ниже Караджаларских перекатов и уже там опустили его в воду .
Этот вывод только подтверждал убежденность прокуратуры в наличии заговора с целью убийства Н. Андреевской . Пытаясь реконструировать все обстоятельства преступления , следствие постаралось указать место , где преступники могли бы опустить тело погибшей в воду . Кура отнюдь не степная река ; ее берега высоки и круты , на протяжении многих километров все сколь – нибудь удобные подходы к воде м . б. сосчитаны на пальцах .
В конце – концов , следователь Кобиев склонился к мысли , что преступники отъехали за 20 с лишним километров от Тифлиса , за поселки Кара – Таклы и Ак – Таклы . Там дорога подходит к р. Куре всего на 80 метров ; берег полог и открывается удобный спуск к воде . Именно там преступники рано утром 23 июля 1876 г. и избавились от тела Н. Андреевской , бросив его в воду .
Вообще , осень 1876 г. привнесла в “тифлисское дело” множество нюансов , появление которых можно объяснить единственно огромным общественным вниманием к расследованию . После ареста братьев Чхотуа в гпазету “Тифлисский вестник” стали обращаться читатели с предложениями учредить сбор добровольных пожертвований для премирования чинов полиции и ее информаторов . Заняться этим газете никто , конечно же , не разрешил , но одно время идея о материальном вознаграждении всех лиц , сообщающих ценную информацию , широко обсуждалась в городе .
Поэтому неудивительно , что со второй половины сентября в полицию валом повалили люди , претендовавшие на роль важных свидетелей . Семь недель до того полиция билась в напрасных попытках отыскать таковых , а тут вдруг один за другим стали появляться люди , готовые сообщать изобличающие преступников сведения .
Так , некто Дгебуидзе через Цинамзгварова довел до сведения полицмейстера Мелик – Беглярова о намерении сообщить нечто исключительно важное относительно повара Габисония . Приглашенный для личной встречи , Дгебуидзе рассказал , как за неделю до гибели Нины Андреевской – 15 июля 1876 г. - Габисония “спрашивал меня как поступить ему : его подговаривают убить Андреевскую . Разговор этот состоялся в Александровском саду” .
Другой свидетель – некий Осканов – заявил , что ему известен номер фаэтона , на котором было вывезено за город тело Нины Андреевской . Он утверждал , что случайно подслушал рассказ некоего Хундадзе об обстоятельствах этого . Были разысканы и Хундадзе , и упомянутый фаэтон N 406 , но многообещающая ниточка никуда не привела . Владелец фаэтона имел на вечер и ночь 22 июля 1876 г. алиби , а заявитель Осканов оказался лицом , привлекавшемся прежде к суду за мошенничество . В конце – концов , испугавшись , очевидно , рвения полиции , Осканов заявил , что не узнает в Хундадзе человека , рассказывавшего о фаэтоне .
Кроме того , разного рода показания о фаэтоне с мужчинами и сопротивлявшейся женщиной в нем дали еще ряд лиц : генеральша Минквиц , сторож ее дома Грикур Элиазаров , случайный прохожий Карапет Агаров , майор Алиханов . В их рассказах число мужчин варьировалось от двух до четырех , женщина то колотила их кулаками , то “кулем лежала в ногах фаэтона” . Майор Алиханов даже заявил , что имел намерение броситься на помощь женщине и перерезать шашкой поводья , дабы остановить фаэтон , но не успел этого сделать .
Наконец , доктор тюремного лазарета Маркаров сделал заявление о том , что помещенный в лазарет Габисония рассказал об обстоятельствах похищения Нины Андреевской . Сам Габисония продолжал все отрицать ; не признавал он и факт того , что подобный рассказ имел место , но заявление доктора Маркарова делалось со ссылкой на двух свидетелей , слышавших откровения повара . Следует заметить , что заявление доктора получилось весьма детальным , во многом идущим вразрез с показаниями Мчеладзе и Коридзе ; последнее обстоятельство , кстати , делало его особенно правдоподобным , ибо разные люди всегда описывают одно и тоже немного по – разному . В заявлении Маркарова утверждалось со слов Габисония , что Нину Андреевскую , пойманную в саду , вынесли через ворота со двора и увезли в экипаже , которым управлял некий грузин Нико . Маркаров даже называл предположительно номер этого экипажа .Тело задушенной девушки было вывезено в село Орчаталы и там рано утром 23 июля 1876 г. брошено в воду . В своем заявлении доктор Маркаров утверждал , что Габисония , якобы , получил вместе с остальными слугами деньги за молчание ; братья Чхотуа вообще никого из них не били и не грозили убить – с самого начала все действовали заодно .
Мать погибшей – Варвара Андреевская – была передопрошена 5 и 29 ноября 1876 г. Если во время летних допросов женщина в целом оставалась нейтральна по отношению к Давиду Чхотуа , то в новых ее показаниях появился некоторый обличительный оттенок ; несомненно , это произошло под впечатлением от ареста братьев . В. Андреевская упомянула о некоторых неодобрительных высказываниях дочери в адрес управляющего , несколько иначе описала свой последний разговор с дочерью .
Несмотря на то , что находившиеся под стражей Давид и Николай Чхотуа не признавали себя виновными , следствие решило , что собранный материал доказательно изобличает их вину и вполне достаточен для передачи дела в суд .
В утвержденном окружным прокурором обвинительном заключении инициаторами убийства признавались братья Чхотуа . О предполагаемой роли князя Г. Шарвашидзе ничего не говорилось ; последнее обстоятельство объяснялось тем , что против него не было получено никаких улик . Если в качестве мотива младшего из братьев – Николая – назывались “побуждения родственных чувств” , то мотивы преступных намерений Давида Чхотуа определялись следующим образом : “ 1) недоверчивое отношение к нему со стороны Нины Андреевской , выражавшееся не только в лишении его полномочия на участие вместо нее в разделе имущества , но и в устранении от управления доставшимся ей имуществом ; 2) неудовольствие , доходившее до столкновений , вследствие находившихся в доме Шарвашидзе под надзором Давида вещей Нины” .
“Тифлисское дело” рассматривалось судом присяжных в июле 1877 г. К суду привлекались Давид и Николай Чхотуа , домашняя прислуга князя Шарвашидзе в лице Габисония , Мчеладзе и Коридзе . Им вменялось в вину совершение преднамеренного убийства Нины Андреевской по взаимному соглашению . Общественное мнение было возбуждено слухами и настроено крайне враждебно к обвиняемым .
Но очень скоро обвинение столкнулось с неожиданными и неприятными для себя открытиями .
Прежде всего , княжна Варвара Туманова , родственница погибшей по матери , рассказывая о событиях 22 июля 1876 г. вполне определенно заявила , что зная Нину , вполне допускает возможность ее купания в одиночку . На перекрестном допросе она высказалась еще более категорично : “Нина совершала поступки на которые решился бы не каждый мужчина” . Княжна упомянула о стеснительности Нины и ее привычке купаться в рубашке . Старуха – служанка Хончикашвили заявила о том же : “Раз я была в бане с Андреевскими ; барышня парилась в рубашке и только потом разделась” . О той же самой привычке рассказала на суде в своих показаниях и мать погибшей . Правда , после такого купания Нина всегда сбрасывала рубашку и закутывалась в простыню ; в данном же случае на месте обнаружения одежды Нины простыни не оказалось . Но самый факт признания возможности вечернего купания прозвучал сильным доводом против той версии событий , которую предлагало обвинение .
Мчеладзе и Коридзе от показаний , данных на предварительном следствии не отказалась , но когда адвокаты начали расспрашивать обвиняемых об условиях содержания в Метехском замке и обстоятельствах получения от них признательных показаний механизм воздействия на заключенных раскрылся во всей своей очевидной неприглядности . Хотя суд и принял в конечном итоге эти показания к рассмотрению , они в напутствии Председателя суда присяжным заседателям были названы “недоброкачественными” . Чем не пример юридической казуистики !
С заявлением доктора Маркарова , которое изобличало Габисония , получился не просто скандал , а настоящая драма . Габисония отказался ото всего , что ему приписывалось доктором ; получалось его слово против слова свидетеля . Стремясь подавить обвиняемого , товарищ прокурора Хлодовский потребовал вызвать в суд одного из тех полицейских осведомителей , что были приставлены к Габисония на все время его пребывания в лазарете . В суде появился арестант Муса – Измаил – оглы ( действовавшие с ним Мурад – Али – оглы и Церетели не могли принять участие в судебном заседании ; первый уже находился в Сибири , а второй лежал в военном госпитале ) . Едва Мусе заявили о необходимости приведения к присяге он разрыдался . Можно представить себе шок присутствовавших в зале ! Когда он несколько успокоился , то объяснил , что соглашался наговаривать на Габисония лишь потому , что полицейский агент Лоладзе обещал , что ни при каких обстоятельствах ему - Мусе – Измаил – оглы - никогда не придется повторять эту ложь под присягой . Как на духу этот человек рассказал о тех отвратительных полицейских приемах , которыми он был принужден в исполнению позорной роли провокатора . Арестантская доля , о которой было рассказано простым безыскусным языком , а потому особенно трогательно , никого не оставила равнодушным . На следующий день газета “Тифлисский вестник” назвала худого , измученного долгим заключением и смертельной болезнью Габисония “библейским Лазарем” и наверное не было в городе ни одного человека , который бы взялся оспаривать эту метафору .
После провала доктора Маркарова со своим заявлением , обвинению не оставалось ничего другого , как напирать на признания Коридзе и Мчеладзе . Однако и здесь прокуратуру ожидала постыдная неувязка : револьвер с патронташем , которым Давид Чхотуа по версии обвинения запугивал домашнюю прислугу в ночь убийства Н. Андреевской , оказался куплен уже после ее гибели , а именно – 23 июля 1876 г. И приглашенные в суд свидетели защиты подтвердили это . Более того , именно гибель девушки подтолкнула Давида Чхотуа к мысли о необходимости обзавестись оружием .
Наконец , старший из братьев получил алиби , которого у него не было на протяжении всего предварительного следствия . Все те люди , на которых он ссылался на протяжении многих месяцев – братья Чарухчианцы , аптекарь Канделяки , официанты из ресторана в гостинице “Европа” – изменили в суде показания , данные прежде полиции . Дошло даже до того , что портной Капанидзе , его приказчики Мдивани и Шахнабазов предъявили суду брюки , которые оставлял для подгонки Давид Чхотуа . Много месяцев они отрицали как существование этих брюк , так и самый факт посещения их мастерской обвиняемым – а тут неожиданно все подтвердили . Сейчас невозможно сказать , знало ли обвинение о предстоящем в суде улучшении памяти свидетелей , но в любом случае подготовиться к таким ударам было крайне непросто . Вообще , эти моменты в высшей степени любопытны и совсем не так однозначны , как может показаться на первый взгляд . Если согласиться с полицейской версией , по которой братья действовали в составе преступной группы часть которой так и осталась нераскрыта , то следует признать , что изменение свидетельских показаний могло оказаться вовсе не добровольным…
Когда суд подошел к разбору обстоятельств поездки Нины Андреевской в урочище Дрэ новый казус едва не превратил трагедию в фарс . Свидетель обвинения Баграт – Швили весьма мрачными красками живописал то недовольство , с каким Давид Чхотуа воспринял известие о назначении Ниной Андреевской на его место нового управляющего Сулханова . Свидетель даже сказал , что боялся за жизнь девушки и все время держал в руках ружье , готовый отразить нападение на нее . Но в ходе перекрестного допроса Баграт – Швили сам уничтожил себя как свидетеля , назвав Давида Чхотуа братом Нины . Оказалось , что темный лесник все это время принимал его за Константина Андреевского и сразу стало ясно , что нельзя всерьез воспринимать слова человека столь мало понимающего в происходящем вокруг .
Тот самый Дгебуидзе , который рассказывал на предварительном следствии о том , как Габисония предупреждал его загодя о готовящемся убийстве Нины Андреевской , оказался бывшим каторжанином . Его показания были зачитаны по стенограмме ноябрьских допросов ; когда защита потребовала доставить этого свидетеля в суд выяснилось , что никто не знает , где этого человека можно отыскать .
Совокупность подобного рода накладок привела к тому , что позиции обвинения оказались в значительной степени подорваны . И объяснить это можно лишь плохой подготовкой окружного прокурора к процессу . Единственно сильным пунктом , против которого ничего не могли заявить адвокаты , оказалась судебно – медицинская экспертиза . Тот факт , что тело не утонуло , в легких погибшей не было воды ( а значит не было и захлебывания ! ) , а голова и туловище покрывали синяки прижизненного происхождения – это устраняло всякие сомнения в факте преступления . Видимо , эти соображения и послужили главными доводами в принятии решения присяжными заседателями .
По приговору тифлисского окружного суда Давид Чхотуа был приговорен к 20 годам каторжных работ , Николай Чхотуа , Коридзе и Мчеладзе – оправданы , Габисония получил 10 лет каторжных работ .
“Тифлисское дело” на этом не закончилось . Приговор суда оставил неудовлетворенными обе стороны . Прокуратурой был принесен протест на оправдание младшего из братьев , защита всех обвиняемых заявила аппеляционную жалобу на использование запрещенных приемов ведения следствия .
Для защиты Давида Чхотуа в апелляционной инстанции был приглашен известный на всю Россию адвокат Владимир Данилович Спасович . Свою громкую известность он стяжал вечной оппозицией властям , за что и был в конце – концов изгнан из С. – Петербургского университета . Образ либерала и гуманиста , борца за пресловутые “общечеловеческие” ценности , сильно подпортил скандальный судебный процесс 1876 г. над С. Кроненбергом , в котором В. Спасович защищал последнего . Станислав Кроненберг - герой франко – прусской войны 1870 года , получивший за храбрость орден Почетного легиона и французское подданство , оказался банальным домашним тираном , систематически избивавшим семилетнюю дочку . Безнравственные приемы защиты и демагогия адвоката возбудили столь сильное негодование в обществе , что о Спасовиче писали в начале 1876 г. практически все крупные газеты России ; Ф. М. Достоевский в своем “Дневнике писателя” посвятил адвокату несколько очерков , полных глубокого и искренного возмущения . Знаменитые слова о “слезинке ребенка” сказаны Достоевским именно в адрес Спасовича и именно на материале “дела Кроненберга” . Любопытно , что в оценке безнравственности этого адвоката совпали мнения людей зачастую диаметрально противоположных политических взглядов : М. Е. Салтыкова – Щедрина , Ф. М. Достоевского , К. П. Победоносцева .
Но каковы бы ни были человеческие качества адвоката , он являлся , безусловно , одним из лучших профессионалов того времени в своей области . Приглашение его в апелляционный суд являлось удачным ходом ; там требовалась именно внимательная , скурпулезная работа с документами , а не остоумие или находчивость в перекрестном допросе опасного свидетеля . Апелляционный суд занимался изучением именно процессуальных нарушений , неточностей толкования законов и пр. , он не подменял собою суд первой инстанции .
Тифлисская судебная палата пересматривала дело братьев Чхотуа 25 – 30 ноября 1878 г. Защита Спасовича явилась , безусловно , верхом совершенства адвокатской работы .
Понимая , что самое красноречивое свидетельство факта убийства – это экспертиза от 25 июля 1876 г. , он обрушился на судебных медиков со всею возможной силой своего красноречия : “…при наружном осмотре пропущены несомненно существовавшие на трупе знаки , не упомянуты проколы булавками на животе …, ни даже такой важный признак , по которому труп признан 24 июля за труп Андреевкой…, а именно – порубление , то есть отсечение указательного пальца левой руки !” Немало процитировав европейских специалистов , которые анализируя утопление человека тоже расходились в оценке достоверности тех или иных признаков , Спасович подитожил свои рассуждения вполне категорично : “Я надеюсь , господа судьи , что вы …не поверите экспертам… ввиду противоречий и промахов экспертизы” .
Далее В. Д. Спасович неожиданно и изящно опровергнул постулат о невозможности достичь свободно плывущим телом местечка Караяз . Точное расстояние от Михайловского моста до места обнаружения тела Нины Андреевской составило не 43 версты , как принималось во всех полицейских расчетах , а … 33 ! И это было действительно так . Трудно сказать , что привело к такой колоссальной ошибке , вполне может быть , что элементарная невнимательность , проявленная при составлении первого протокола , но факт остается фактом : десятки людей знакомились с делом , заслушивали на суде отчет о следственном эксперименте на реке и никто не удосужился внимательно проверить расчеты старшины спасательной станции Водопьянова ! Потребовались два с лишним года и визит столичного адвоката , чтобы вскрыть ошибку , имевшую принципиальное значение для оценки всего эксперимента ! Уменьшение расстояния на 10 километров делало Караяз вполне достижимым при замеренной скрости течения реки на поверхности и такой вывод существенно менял категоричность заключения следственного эксперимента . Безусловно , вопиющие проколы в работе прокуратуры заслуживали самого серьезного порицания . После своего заявления , потрясшего всех как гром среди ясного неба , Спасович спокойно заявил , что не верит в непроходимость Караджаларских перекатов ; в оценке глубины реки в этом месте была допущена такая же грубая ошибка , что и в оценке расстояния . Последнее утверждение он , впрочем , ничем не подтвердил , но эмоциональность его речи добавила ей убедительности .
Нарушения закона , допущенные следственными властями при получении показаний Мчеладзе и Коридзе , также дали немало пищи для работы адвоката . Собственно , хорошо известно , что критиковать сделанное другими всегда легче , чем делать это самому . Апелляционный же суд изначально ориентирован на критический разбор высказанных замечаний . Спасович подверг критике всех без исключения свидетелей обвинения ; досталось даже матери погибшей за ее ноябрьские показания ( по большому счету , абсолютно безопасные для его подзащитного ) . Причем , к свидетелям защиты он оказался гораздо милостивее и не заметил у них тех огрехов , которые поставил в вину противной стороне .
Так , В. Д. Спасович вполне обстоятельно взялся объяснять как могло появиться у Давида Чхотуа алиби , которого не существовало вначале . Причем адвокат счел нормальным и вполне допустимым неоднократное изменение свидетелями своих показаний . Но если он защищал право братьев Чарухчианцев менять свои показания на диаметрально противоположные , то почему , спрашивается , он отказывал в этом матери погибшей ?
Речь Спасовича в Тифлисском судебной палате в высшей степени своеобразна и не лишена интереса ; нет никакой возможности проанализировать массу всех тех изысков , что рассеяны на шестидесяти страницах стенограммы .
Важно то , что в конечном итоге адвокат поставленной цели так и не достиг : апелляционный суд оставил приговор окружного суда без изменений . На этом была поставлена точка в “Тифлисском деле” .
Оно , безусловно , принадлежит к запутаннейшим делам отечественной криминалистики , прежде всего из – за массы грубых ошибок , допущенных на этапе досудебного расследования . Как и в ряде других дел , представленных на нашем сайте , в “Тифлисском деле” трудно утверждать , что восторжествовала именно справедливость . Сколько людей , столько , очевидно , окажется и мнений .
