* * *
Хадж Амин находился в
контакте с нацистами с 1936 года. Французы,
узнавшие об этом, вежливо выпроводили муфтия в
Багдад, где он принял участие в заговоре,
ставившем своей целью свержение пробританского
режима Ирака с помощью стран оси. Когда заговор
провалился, он бежал в Тегеран. После того, как в
Иран были введены британские и советские войска,
перебрался в Германию, где его лично принял
Адольф Гитлер.
Там он вербовал людей, которых немцы потом
забрасывали в тыл англичан в качестве
диверсантов. Помог сформировать две эсэсовские
дивизии из югославских мусульман. Сделал все,
чтобы облегчить немцам вторжение в Тунис и Ливию.
Его агенты за 48 часов предупредили штаб вермахта
о готовящейся высадке союзников в Северной
Африке.
Наконец, доподлинно зная, в чем
заключается "окончательность"
окончательного решения еврейского вопроса,
муфтий приложил максимум усилий, чтобы ни одна из
жертв нацизма не избежала газовых камер
рейхсфюрера Гиммлера и не достигла "земли
обетованной". В 1943 году он лично обратился к
рейхсминистру иностранных дел Риббентропу,
требуя предотвратить эмиграцию 4000 еврейских
детей из Болгарии в Палестину.
А переписка муфтия с Гитлером и
сохранившиеся протоколы личной встречи между
ними, состоявшейся 28-го ноября 1941 года в Берлине,
незадолго до знаменитой Ванзейской конференции,
не оставляют сомнения в том, что палестинский
лидер был не просто пособником, а одним из
главных инициаторов гитлеровского геноцида. К
моменту берлинской встречи с фюрером в
политическом активе хадж Амина уже числилась
организация прогерманского восстания и
еврейских погромов в Ираке в июне 1941 года. Но это
было только начало долгого, плодотворного
сотрудничества между муфтием и нацистами.
Берлин оставался главной базой
палестинского лидера до окончания войны. Муфтий
регулярно выступал с лекциями перед различными
нацистскими чинами, наставляя их во всем, что
касалось "окончательного решения еврейского
вопроса". В дополнение к формировавшимся на
Балканах мусульманским батальонам СС хадж Амин
предложил создать под эгидой вермахта
многотысячный Арабский легион. Он настаивал на
бомбардировке Тель-Авива самолетами Люфтваффе,
требовал высадить в Палестине немецких
парашютистов. Только исключительное военное
напряжение на Восточном фронте не дало нацистам
возможности удовлетворить эти "скромные"
пожелания своего палестинского союзника.
Со временем у иерусалимского муфтия
появились в Берлине влиятельные конкуренты -
столица Третьего рейха стала местом
паломничества для арабских вождей. Каждый из них
пытался представить себя истинным выразителем
политических чаяний своего народа. Тем не менее,
хадж Амин пользовался в Берлине особым влиянием,
а в ходе работы на Балканах он стал к тому же
личным другом рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера.
Никогда впоследствии муфтий не
раскаивался в своих действиях, о чем
красноречиво свидетельствуют оставленные им
мемуары. "Германия была нашим истинным другом,
- утверждал хадж Амин в послевоенные годы. - В
прошлом она не являлась империалистической
державой и не причиняла зла ни одной
мусульманской стране. Я по-прежнему уверен в том,
что если бы Германия и ее союзники победили во
Второй мировой войне, в Палестине и на всем
арабском Востоке от сионистов не осталось бы и
следа".
* * *
...Через шесть недель после
трапезы в Берлине хадж Амин и двое его соратников
оказались в парижской тюрьме Шерш-Миди.
Незадолго до поражения Германии они на
тренировочном самолете Люфтваффе перелетели из
австрийского города Клагенфурта в Швейцарию и
попросили там убежища. Когда швейцарские власти
отказались укрывать муфтия, он решил сдаться
французам.
Казалось, из Парижа ему была уготована
прямая дорога к почетному месту на скамье
подсудимых Нюрнбергского процесса и к суровому
приговору, который навсегда лишил бы его
возможности заниматься политикой, и освободил бы
его пост для более умеренного деятеля.
Доказательств его преступной деятельности было
более чем достаточно. Многие из них были собраны
его доверенной служанкой - разведчицей,
подосланной Еврейским агентством специально для
того, чтобы следить за муфтием (он так и не
догадался о ее истинной роли).
Однако на Нюрнбергский процесс хадж Амин
не попал. Французы, разъяренные тем, что под
нажимом англичан им пришлось уйти из Сирии и
Ливана, вовсе не спешили расправиться с одним из
злейших врагов Великобритании. Муфтию сообщили:
"Генерал Шарль де Голь с пониманием относится
к вашему делу". Хадж Амину и его сообщникам
позволили находиться не в тюрьме, а на вилле в
окрестностях Парижа под тайным надзором полиции.
Англичане, не желая вызвать волнения
мусульман в колониях, также бездействовали,
несмотря на добродетельные заявления.
Наконец, во время визита французского
министра иностранных дел Леона Блюма в США
сионистские лидеры заявили, что укрывательство
муфтия - военного преступника - от суда
несовместимо с получением американской
экономической помощи. Блюм, симпатизировавший
делу сионистов, соглашался с ними, но премьер-министр
Жорж Бидо был другого мнения. Хадж Амину
намекнули, что самое лучшее, что он может сделать,
- это потихоньку скрыться.
29-го мая 1946 года, сбрив бороду, в строгом
гражданском костюме, муфтий с поддельным
сирийским паспортом в кармане сел в Париже на
самолет, направлявшийся в Каир. Через четыре дня
в его иерусалимский штаб пришла телеграмма: "Папа
вернулся".
* * *
С этого дня
бескомпромиссный фанатик снова захватил в свои
руки власть над арабами Палестины. Молодые,
образованные, широко мыслящие арабские
интеллигенты, которых англичане надеялись
сделать просвещенными лидерами палестинского
народа, стали пугливо озираться по сторонам, не
следит ли кто-нибудь за ними, и неожиданно начали
находить у муфтия массу всяческих достоинств,
которых раньше они почему-то не замечали.
29-го ноября 1947 года, сидя в номере
ливанского курорта Алей, хадж Амин внимательно
следил за каждым словом дискуссии на сессии
Генеральной Ассамблеи ООН. Наутро после
голосования, когда была принята резолюция No.181 о
разделе Палестины на арабское и еврейское
государства, он позвонил по телефону в Иерусалим
и приказал начать первую стадию той борьбы,
которую во время своего последнего обеда в
Берлине поклялся возобновить.
Как и 27 лет назад на заре своей карьеры, он
начал битву с того бастиона, который знал лучше
всего, - с арабских базаров Иерусалима. Толпы
арабов начали собираться там утром 1-го декабря.
Улица готовилась продемонстрировать ответ хадж
Амина на решение ООН.
Торговцы закрывали лавки и рисовали на
фасадах полумесяц или крест, чтобы защитить свое
добро от ярости погромщиков. Для иерусалимских
евреев кончилась ночь веселья. Среди легко
воспламеняющейся арабской толпы намеренно
распускались провокационные слухи.
Тем же утром пронесся слух, что у Яффских
ворот евреи изнасиловали двух арабских девушек.
Толпа росла, вбирая в себя все новых и новых людей
- рабочих, бродяг, феллахов, торговцев, школьников,
плачущих женщин. Все они хлынули в еврейские
кварталы...
* * *
...В течение недели в
декабре 1947 года каждый вечер на улице Каср-эль-Нил,
главной магистрали египетской столицы,
собирались толпы людей. Они приходили сюда для
того, чтобы поглазеть на огни дворца, в котором
размещалось министерство иностранных дел. Там
совещались восемь разгневанных мужчин. Семеро из
них были премьер-министрами или министрами
иностранных дел государств, входивших в Арабскую
лигу - Египта, Ирака, Саудовской Аравии, Сирии,
Йемена, Ливана и Трансиордании. Восьмой был
генеральным секретарем этой организации.
За людьми, собравшимися во дворце, стояла
внушительная сила. Под их властью было население
общей численностью в 45 миллионов человек - в 30 раз
превышавшее население Палестины. В распоряжении
этих людей имелось пять регулярных армий, три из
которых (иракская, египетская и трансиорданская)
считались достаточно боеспособными.
- Если ООН хочет, чтобы еврейское
государство существовало, - хвастался ливанский
премьер-министр Рияд Сольх, - ей придется послать
своих солдат для охраны каждого еврея.
Но в ходе переговоров обнаружилось то, что
и так было им всем хорошо известно. Между
публичными заявлениями и личными убеждениями
этих лидеров была дистанция огромного размера.
Что бы они ни собирались предпринять в Палестине,
это могло быть сделано отнюдь не ради помощи
палестинским братьям. Тем не менее, участники
совещания приняли резолюцию, в которой, в
частности говорилось: "Арабская лига
преисполнена решимости не допустить создания
еврейского государства в Палестине и сохранять
Палестину в качестве единого и независимого
государства".
Надо сказать, что над всей дискуссией
незримо витала тень мягкоголосого рыжебородого
человека, давно уже игравшего одну из главных
ролей в палестинской трагедии, - хадж Амина эль-Хусейни.
Он устроил свой штаб на окраине Каира, откуда
пристально следил за ходом конференции. Все
арабские лидеры, собравшиеся на улице Каср-эль-Нил,
в глубокой тайне поодиночке посетили муфтия в
его укромном убежище. Он принимал их под огромной
фотографией Иерусалима и пытался склонить к тому
решению, которое устраивало его самого.
Хадж Амин вовсе не хотел, чтобы в
Палестину вторглись арабские армии. Они понимал,
что армии приходят, чтобы захватить власть, а у
него не было ни малейшего намерения делиться с
кем бы то ни было своей властью в Палестине. И в
последнюю очередь он согласился бы видеть в
Палестине своих соперников, командовавших
армиями Ирака и Трансиордании. Цель муфтия
заключалась в том, чтобы создать свою
собственную армию, которая могла бы разбить
евреев без помощи извне.
Резолюция, принятая участниками
совещания, вполне устраивало хадж Амина. Теперь
оставалось получить контроль над всеми деньгами
и добровольцами, обещанными Арабской лигой, и
поставить войска под свое командование. Чтобы
доказать обоснованность своих претензий на
руководство страной, муфтий немедленно послал в
Палестину в качестве главнокомандующего своего
двоюродного брата Абдула Кадера Хусейни.
Через несколько дней хадж Амин покинул
Каир. Он уезжал с твердым намерением выполнить
клятву, впервые произнесенную одним из его
приверженцев и ставшую основным лозунгом муфтия,
- "Сбросить евреев в море!"
* * *
Со времени конференции
Арабской лиги в Каире в декабре 1947 года хадж Амин
настаивал, чтобы все оружие и деньги, собранные
лигой, были предоставлены в его распоряжение. В
начале февраля 1948 года он приехал в Дамаск, в штаб
иракского генерала Исмаила Сафуата. Тот был
назначен главнокомандующим арабскими
вооруженными силами, которым предстояло
вторгнуться в Палестину.
В Дамаске муфтию предстояло решить две
задачи. Во-первых, он хотел преобразовать
Арабский верховный комитет Иерусалима в
палестинское Временное правительство, которое
собирался противопоставить Еврейскому
агентству. Во-вторых, он намеревался настоять на
отмене принятого в Каире решения о создании
добровольческой Освободительной армии.
Эта армия, набранная из добровольцев
арабских стран, руководимая из Сирии, должна была
начать в Палестине партизанскую войну еще до
ухода британских войск. Если же не удастся
помешать формированию этой армии, хадж Амин
надеялся, по крайней мере, провести на пост
главнокомандующего кого-нибудь из своих
ставленников.
Однако муфтий добился немногого. Исмаил
Сафуат обвинил его в растратах, хищении оружия,
кумовстве и назначениях на ответственные посты
ни на что не пригодных людей. На одной из встреч
генерал кричал, что приспешники муфтия присвоили
деньги и оружие, достаточные для того, чтобы в
одной только Хайфе содержать две тысячи бойцов,
тогда как на самом деле там действует всего каких-нибудь
две сотни человек.
Единомышленники и соратники муфтия
понимали, что в дни, когда общественное мнение,
потрясенное нацистскими зверствами, повсеместно
поддерживает сионистов, борьба палестинских
арабов вряд ли привлечет к себе симпатии народов
мира. Тем более, что эту борьбу возглавляет
человек, сотрудничавший с Гитлером. Враги муфтия
в Арабской лиге не желали, чтобы в его руках
оказалось слишком много оружия.
Британское правительство не сомневалось,
что приемлемое решение палестинского вопроса
можно будет найти только в том случае, если им
займутся более ответственные правители арабских
государств, чем такой скомпрометированный
человек, как хадж Амин. Англичане дали понять
генеральному секретарю Арабской лиги Аззаму
Паше и сирийскому премьер-министру Джамилю
Мардаму, что они будут против Освободительной
армии, если та окажется под контролем муфтия, но
займут более примирительную позицию, если этой
армией будет командовать кто-нибудь другой.
Столкнувшись со столь серьезной
оппозицией, хадж Амин почувствовал, что его
планам угрожает серьезная опасность. Вдобавок
король Иордании Абдалла вообще не желал
руководимого муфтием правительства. Однако
самым тяжелым ударом для муфтия явилось
назначение на пост главнокомандующего
Освободительной армией ливанца Фаузи Каукиджи -
как за прошлые боевые заслуги, так и в противовес
муфтию.
* * *
...Во вторник 11-го мая 1948
года в 6 часов вечера премьер-министр Египта
Нукраши Паша поднялся со своего места перед
трибуной для ораторов в круглом зале заседаний
египетского парламента и оглядел сидевших перед
ним депутатов. Негромким голосом он попросил
членов парламента дать свое согласие на
объявление войны еще не родившемуся еврейскому
государству.
В это же время после двухдневных дебатов в
военном совете Арабской лиги иорданскому
монарху Абдалле удалось провалить план, на
котором настаивал иерусалимский муфтий - план
провозглашения в Палестине арабского
государства, правительством которого стал бы
иерусалимский Верховный арабский комитет.
Озлобленный хадж Амин послал своему
благодетелю египетскому королю Фаруку
поздравительную телеграмму по случаю вступления
Египта в войну и отправил тайного эмиссара в штаб
королевской армии в Эль-Арише. Он надеялся
убедить египетское командование двинуть армию
не на Тель-Авив, а на Иерусалим. Хадж Амин жаждал
поскорее вернуться в город, где он номинально
числился великим муфтием. Он отлично понимал, что
если Святой город будет захвачен королем
Абдаллой, то его шансы снова водвориться в мечети
Аль-Акса будут так же ничтожны, как и в том случае,
если Иерусалим окажется в руках евреев.
Чем закончилась первая арабо-израильская
война, начавшаяся сразу после провозглашения в
ночь на 15-е мая 1948 года государства Израиль,
известно. Арабские войска терпели поражение на
всех фронтах. Мечта арабов завевать Палестину
развеялась...
* * *
Великий иерусалимский
муфтий хадж Амин эль-Хусейни прожил остаток
жизни под Бейрутом. До конца своих дней он
ненавидел евреев и англичан, верил, что Аллах
вернет ему утраченную власть в Иерусалиме. Он
умер в Бейруте 4 июля 1974 года в возрасте 77 лет.
Когда муфтия хоронили, за гробом шел нынешний
палестинский лидер Ясир Арафат. Кстати, дальний
родственник хадж Амина. Его лицо было мокрым от
слез.
Имя муфтия, который пошел даже на пакт с
Гитлером, чтобы создать предпосылки для создания
палестинцами своего государства, не увековечено
в названиях палестинских организаций. Больше
того, в память о нем не установлено специальной
траурной даты |
